Зимний путь, продолжение

[amelie-nothomb]

После каникул я попытался рассказать
своим лицейским товарищам, что со мной
произошло. Никто из них и слушать не
стал. Это меня не удивило: я их никогда
не интересовал, ни в тот день, ни прежде.
Я был лишен того, что называется хариз-
мой, страдал от этого и сам же на себя
злился. Хотя злиться было глупо: я мог бы
предвидеть, что факт моего уединения
в компании с Гомером вряд ли взволнует
кучку школьников. Но отчего же мне так
хотелось произвести на них впечатление?

В отрочестве перед нами встает ключе-
вой вопрос, вопрос престижа: как нам суж-
дено жить — в свете или во тьме? Я хотел
бы сделать свободный выбор. Но этот путь
мне был заказан: нечто, не поддающееся
моему пониманию, обрекало меня на жизнь
в тени. А она могла мне понравиться лишь
в одном случае — если бы я сам ее избрал.
При этом я был очень похож на других
ребят: мне нравились харизматические
личности. Когда говорили Фред Варнюс
или Стив Караван, я тут же поддавался их
обаянию. Я не мог объяснить, отчего они
так притягательны, — просто благоговел
перед ними, сознавая, что этой тайны мне
вовек не разгадать.
Западная Европа очень давно не пережи-
вала войн. А поколения людей, родившихся
во времена затяжного мира, гибнут под
косой Смерти совсем иным путем. Что ни
год, бесчисленные имена удлиняют список
жертв, загубленных посредственностью.
В их оправдание можно сказать, что пора-
жение это небесспорно: они не уклонялись
от борьбы, не дезертировали с поля боя,
а некоторые из них в пятнадцатилетнем
возрасте и вовсе были живыми богами. Не
сочтите мои слова преувеличением: когда
юноша вступает в поединок с судьбой, это
поистине грандиозное зрелище. В сердцах
Варнюса и Каравана и впрямь пылал свя-
щенный огонь.
Но в восемнадцать лет Варнюса настиг
злой рок: он поступил в университет, и его
блестящий интеллект, впитывая изо дня
в день затасканные сентенции тамошних
профессоров, прискорбно померк. Караван
продержался дольше: он уехал в Новый
Орлеан, чтобы учиться у лучших исполни-
телей блюза, и вначале подавал большие
надежды. Я слышал его игру, у меня от нее
мурашки по телу бегали. Лет через пят-
надцать я встретил его в супермаркете, он
толкал перед собой тележку, набитую бан-
ками пива и без тени смущения объявил
мне, что блюз ему “до фонаря”, и он вполне
доволен тем, что “снова повернулся лицом
к реальной жизни”. Я не посмел спросить,
что он под этим разумеет — уж не пивные
ли банки?
Посредственность не обязательно изби-
рает социально-профессиональный путь
с целью загубить человека. Нередко она
одерживает победы гораздо более тонкими
методами. Если я выбрал в качестве при-
мера двух подростков, которых в пятнад-
цатилетнем возрасте “поцеловал бог”, это
не значит, что Костлявая охотится только
на избранных. Всех нас, ведаем мы или нет
о происках судьбы, гонят в бой, а уж там
она может одержать над нами победу каким
угодно способом.
Точного списка жертв не существует: ни-
кому из нас доподлинно неизвестно, чьи
имена в нем значатся и есть ли в их числе
наше собственное. Ясно одно: сомневаться
в существовании этого фронта не прихо-
дится. Уцелевших сорокалетних так мало,
что при одной мысли об этом скорбит
душа. К сорока годам все мы неизбежно об-
лекаемся в траур.
Думаю, что меня посредственность не
настигла. Мне всегда удавалось сохра-
нять бдительность в этом отношении
благодаря некоторым сигналам тревоги.
Самый эффективный из них заключается
в следующем: покуда ты не радуешься па-
дению других, можно смело, без стыда
смотреть на себя в зеркало. Ликовать по
поводу посредственности ближнего сво-
его — это и есть вершина посредственно-
сти.
Я сохранил безграничную способность
сострадать моим опустившимся знакомым.
Недавно я встретил Лору, близкую, пре-
данную подругу моих университетских лет.
И спросил, как поживает Виолетта, самая
красивая девушка с нашего курса. Лора
с удовольствием сообщила, что Виолетта
прибавила тридцать кило, а морщин у нее
побольше, чем у феи Карабос. Меня пере-
дернуло от ее злорадства. А она еще усугу-
била мою горечь, возмутившись тем, что
я сожалею о загубленной карьере Стива
Каравана.
— С какой стати ты его осуждаешь?
— Да я не осуждаю. Просто мне грустно,
что он забросил музыку. Ведь у него был та-
кой яркий талант.
— Ну, знаешь ли, чтобы платить по сче-
там, мало воображать себя гением.
Сама эта фраза звучала мерзко, но еще
сильней меня задела таившаяся в ней едкая
зависть.
— Значит, по-твоему, Стив только вообра-
жал себя гением? А тебе никогда не прихо-
дило в голову, что он мог им быть на самом
деле?
— Он просто подавал надежды — как и
каждый из нас.
Продолжать разговор не имело смысла.
Всегда нелегко выслушивать рассуждения
благонамеренных обывателей, но совсем
уж противно, когда обнаруживаешь безгра-
ничную ненависть, таящуюся за избитыми
истинами.